scholar_vit

Цветочный отдел в местном супермаркете называется претенциозно: Poetry in bloom. Последняя буква была закрыта от меня связкой воздушных шаров, и прочиталось Poetry in blood.

Какой-то трехгрошовый Ницше в этом дешевом магазине.

Если то, что нас не убивает, делает нас сильнее, тогда то, что нас не делает сильнее — убивает.

Наряду с научными дисциплинами существуют их собратья в массовом сознании: народная этимология, народная ономастика, народная история, народная биология и т.п. Если в 18-19 веках к ним относились в основном с презрением "просвещенного человека" к "суевериям и сказкам темного народа", то в наше время их внимательно изучают.

Есть и народная философия. Один из важных вопросов как "научной", так и "народной" философии - вопрос о свободе воли. Насколько наши решения автономны, а насколько - предопределены внешними по отношению к сознанию моментами?

Этому вопросу посвящено исследование Энта и Баумайстера:

@article{Ent2014147,
title = "Embodied free will beliefs: Some effects of physical states
on metaphysical opinions",
journal = "Consciousness and Cognition",
volume = "27",
pages = "147--154",
year = "2014",
issn = "1053-8100",
doi = "http://dx.doi.org/10.1016/j.concog.2014.05.001",
url =
"http://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1053810014000750",
author = "Michael R. Ent and Roy F. Baumeister",
}

Для тех, кому недоступна эта статья, есть изложение и обсуждение в SciAm: http://www.scientificamerican.com/article/the-philosophical-implications-of-the-urge-to-urinate/

Заметим, что в такой постановке вопроса собственные телесные нужды - тоже "внешние" моменты. Поэтому разумно предположить, что люди, которые часто испытывают "власть тела" над своими мыслями, менее склонны верить в свободу воли. Пример таких людей - эпилептики и люди, подверженные приступам паники. Авторы спросили у них, верят ли они в свободу воли. Оказалось, что уровень их веры в свободу воли (52.63% у страдающих эпилепсией, 55.91% у страдающих приступами паники) действительно ниже, чем у контрольной группы (59.97%, p<0.01 для первых и 0.05 для вторых).

Еще один интересный вопрос - влияет ли состояние тела "здесь и сейчас" на представление человека о свободе воли. Если я знаю, что не могу думать ни о чем, кроме своей телесной нужды, то моя оценка моей свободы воли может измениться. Для выяснения этого другую группу участников опрашивали об их представлениях и одновременно просили оценить уровень их желания помочиться, заняться сексом, а также усталости, жажды, и голода. Выяснилось, что наиболее сильно коррелировали с представлением о свободе воли желание помочиться, желание секса и усталость: чем выше была телесная нужда, тем меньше люди верили в свободу воли.

Интересно, что голод практически не коррелировал с идеей о свободе воли (жажда коррелировала, но довольно слабо). Чтобы понять, что происходило, авторы отдельно исследовали корреляцию среди тех, кто соблюдал диету и тех, кто ее не соблюдал. Выяснилось, что у диетиков голод положительно коррелирует с верой в свободу воли, а у остальных - отрицательно, так что в сумме эти эффекты частично компенсировались. Авторы предполагают, что голод напоминал диетикам об их успешном преодолении телесной нужды.

Строго говоря, Никсона погубил вовсе не Уотергейт. Судя по его первой реакции на сообщение о "третьеразрядном ограблении" ("Какая жопа распорядилась это сделать?"), он действительно не знал деталей действий его нукеров. В любом случае доказательств обратного нет.

Сгубил Никсона coverup: наглые и глупые попытки замести следы. Вот тут доказательства его участия были налицо. И это оказалось impeacheable offense.

Как говорил Гегель, история учит, что она никого ничему не научила.

Хотя английская версия все равно существенно лучше

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D1%81%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82


Ресентиме́нт (фр. ressentiment /rəsɑ̃timɑ̃/ «негодование, злопамятность, озлобление») — чувство враждебности к тому, что субъект считает причиной своих неудач («врагу»), бессильная зависть, «тягостное сознание тщетности попыток повысить свой статус в жизни или в обществе»[1]. Чувство слабости или неполноценности, а также зависти по отношению к «врагу» приводит к формированию системы ценностей, которая отрицает систему ценностей «врага». Субъект создает образ «врага», чтобы избавиться от чувства вины за собственные неудачи.

Понятие ресентимента впервые было введено немецким философом Ф. Ницше в его работе «К генеалогии морали». По мысли этого философа, ресентимент является определяющей характеристикой морали рабов, которая противостоит морали господ. Ресентимент, по Ницше, деятельно проявляет себя в «восстании рабов»: «Восстание рабов в морали начинается с того, что ressentiment сам становится творческим и порождает ценности…»[2], — этими словами, собственно, и вводится понятие ресентимента[3].

Ресентимент является более сложным понятием, чем зависть или неприязнь. Феномен ресентимента заключается в сублимации чувства неполноценности в особую систему морали.

Примечания

[1] «Словарь иностранных слов». Комлев Н. Г., 2006

[2] Ницше Ф. К генеалогии морали. //Ницше Ф. Соч. в 2 т. Т.2. М., 1990. С. 424

[3] Апресян Р. Г. Ресентимент и историческая динамика морали // Этическая мысль. Вып. 2 / Отв. ред. А. А. Гусейнова. — М.: ИФРАН, 2001. — С. 27-40.

Ссылки

РЕСЕНТИМЕНТ: тематический указатель

М. Шелер. Ресентимент в строении моралей (недоступная ссылка с 16-05-2013 (335 дней) — история)

Говорят, что именно Спиноза сказал, что свобода есть осознанная необходимость. К советским студентам эта фраза пришла через Гегеля от Маркса.

Я не уверен, что нынешний претендент на пост кандидата в президенты США от республиканской партии Рик Санторум читал Спинозу, Гегеля или Маркса. Но пишут, что он пришел к собственному определению свободы, куда проще чем у старого Баруха: "Свобода это не когда делаешь, что хочешь, а когда делаешь, что должен".

Такая вот свобода.

Предисловие Л. Сумм к сборнику комедий Аристофана (Аристофан, Лягушки. пер. С. Апта, Адр. Пиотровского, вступ. ст. Л. Сумм, комм. В. Ярхо, М.: Эксмо, 2007) написано разухабисто и небрежно. Типичная фраза: "Смазанное салом сальных шуток проскочит и все остальное", причем из контекста остается не вполне понятным, что именно и куда "проскочит". Тем не менее его чтение было для меня не совсем бесполезным: автор напомнила об одном интересном факте, который я, так сказать, знал, но не осознавал. Как сказал бы Шерлок Холмс, смотрел - но не видел. Разумеется, я потом полез в Интернет и справочники, и обнаружил, что об этом факте кто только не говорил - это общее место. Но меня на него натолкнуло именно предисловие Сумм.

Я отнюдь не специалист в данной области, и дальнейшее - просто ленивые размышления, ни на что особенное не претендующие.

( Collapse )

Марк Аврелий в "Размышлениях" благодарит богов за разнообразные подарки. В частности за то, что не слишком далеко продвинулся в риторике, поэзии и других развлечениях, которые могли бы меня чрезмерно отвлечь, если бы я оказался к ним чересчур способным (I:17). Возможно, тут намек на Нерона, который, по общепринятому тогда мнению, оказался "чересчур способным" к искусствам. Но чуть дальше он благодарит и за то, что когда я обратился к философии, я не встретил преподавателя-софиста, не провел слишком много времени за изучением истории, логическими построениями или исследованием небес (последнее - это про астрономию или теологию?).

Иначе говоря, Марк Аврелий считал благословением отсутствие "чрезмерных способностей" и к искусству, и к науке.

Я под замком обычно не пишу, но комментировать - комментирую. Вот это - из такого комментария.

Одну из самых страшных фраз о советской (и постсоветской) интеллигенции сказал крайне несимпатичный персонаж Стругацких, гебист Павор из "Гадких Лебедей": "Вы думаете, что если человек цитирует Зурзмансора или Гегеля, то это - о! А такой человек смотрит на Вас и видит кучу дерьма, ему Вас не жалко, потому что Вы и по Гегелю дерьмо, и по Зурзмансору тоже дерьмо". Собственно, Стругацким очень не хочется "верить этому фашисту Павору" - об этом они и книжку написали. Насколько она убедительна - другой вопрос.

Кстати, интересно, есть ли у Стругацких тут намек на знаменитую фразу Ленина о самой интеллигенции, "которая думает, что она - мозг нации, а на самом деле она - говно"?

Но вернемся к фразе. Надо очень своеобразно читать того же Гегеля, чтобы вычитать у него, что человек (любой) есть куча дерьма. Но в этом-то и характерная черта советской интеллигенции, что из любого текста она вычитывает прежде всего именно этот тезис. Причем похоже, что тенденция старше советской власти: "тварь дрожащая", "двуногих тварей миллионы" и т.д.

Как ко всему этому относиться? Соблазнительно, конечно, перефразируя то ли Ленина, то ли детское "сам дурак", объявить дерьмом самих носителей этой психологии. Разумеется, это желание выдает принадлежность к критикуемой группе.

Мою собственную позицию лучше всего описывает вот это стихотворение Юрия Михайлика.

Св. Августин в "Исповеди" говорит, что был способным юношей; он сам, без наставника читал и разбирал книги Аристотеля, "в то время как другие не могли понять их и с наставником". Затем он (многословно) скорбит о том, что эти способности привели его к тщеславию и гордыне.

Но является ли тщеславием сам рассказ об этих способностях в "Исповеди"? Разумеется, для морального урока, который он хочет дать, такой рассказ нужен. Но, как мне кажется, фраза про "других" выдает Августина с головой. Для морального урока было бы достаточно сказать, что ему хорошо давались сложные книги Аристотеля, чем он возгордился. Добавление того, что окружающие были хуже, причем настолько хуже, служит только одной цели: объяснить, что молодой Августин был лучше всех. Даже в старости это воспоминание греет автора.

Не тут ли лежит разница между законной гордостью и гордыней? Нет ничего плохого в мысли: "Какую я сложную штуку сумел сделать [прочесть, понять, доказать....]!" Но потребность добавить: "А вот другие так ни за что не смогут!" - меняет картину. Мало того, что ты умный - если ты тщеславен, то для полного счастья ещё и другие должны быть глупыми.